Разум подсказывал ему бросить ее, ведь он спас достаточно попавших в беду девиц. Но его душа наполнялась видениями полуночной дороги, скандальной славы… воспоминанием о чувственном, страстном удовольствии, о счастье, когда он был в седле или в объятиях женщины.

Любовь всегда оказывалась быстротечной, и все заканчивалось раньше, чем он успевал привязаться. Он вручал себя мечте, но она ускользала. И мечта погубила его.

Он не должен хоть теперь терять голову.

Но она совсем не похожа на других.

Может, в этот раз все будет по-другому.

Когда Эс-Ти достиг деревни, головокружение почти прошло. Осталась только неважная ориентация и какая-то общая рассеянность, из-за чего он и спотыкался. Он не знал, шла она за ним или нет.

Деревушка Ла-Пэр могла гордиться только двумя мостиками, перекинутыми через узкую реку. Таверна Марка прилепилась к краю утеса между ними. Марк использовал стены старого форта, побелил их, покрыл черепичной крышей и навесил зеленые ставни. Дома деревушки словно вырастали из края ущелья, напоминая пирамиду детских кубиков, которые каким-то чудом не падают вниз.

Когда он впервые оказался здесь, то подумал, что и деревня, и каньон, и мосты, изогнувшиеся в ста футах над узким потоком, очень живописны. Марк смеялся его шуткам, подавал ему доброе красное вино, а кругом было столько простора для Немо! Все это было бесконечно далеко от его прошлого: он перестал от него убегать.

Деревня Ла-Пэр, стоявшая на границе у самого подножия Альп, последовательно переходила от Капетингов к Габсбургам, а от них — Савойской династии. В данный момент Ла-Пэр находилась на французской территории, а Коль-дю-Нуар — на савойской стороне границы.

Он купил полуразрушенный замок у молодого шевалье, предпочитавшего проводить время в Париже, а не в этом захолустье. Замок стал для Эс-Ти первым домом в его жизни, который он выбрал сам, и одним из немногих мест, где он провел более полугода. Ему нравилось ложиться спать с заходом солнца — ему, привыкшему проводить ночь в пирушках, беззакониях, погонях! Он рисовал, спал, копался в каменистой грязи, пытаясь что-то вырастить, — больше ему ничего не было нужно.

До сего дня. До тех пор, пока три года одиночества не сдавили ему грудь. Вот он перейдет через мост и увидит прибитую к воротам шкуру Немо.

Судьба его пощадила. Главные ворота выглядели как всегда и, как всегда, нуждались в починке. Сейчас в них застрял экипаж — возница попытался пересечь реку и въехать под низкую опускную решетку, свисавшую над булыжной мостовой еще со средневековых времен.

Эс-Ти прошел по другому мосту и зашел в таверну с черного хода. Марк только мельком взглянул на него и промчался мимо с подносом вверх по лестнице в отдельный салон. Эс-Ти поднялся наверх вслед за Марком и уверенно вошел в салон, словно на нем были шелковые чулки и венецианский бархат. Хозяин таверны только почтительно поклонился, когда Эс-Ти занял диван и уселся, скрестив ноги, в своей самой вальяжной и небрежной позе.

На узком балконе, выходившем на стену с воротами, сидел разодетый человек в напудренном парике, облокотясь на чугунную ограду, небрежно поигрывая черной тростью с золотым набалдашником. Его компаньон со скучающим видом сидел за столом, а Марк в это время наливал два бокала своего лучшего коньяка.

Эс-Ти удостоил приезжих небрежного кивка и жестом попросил принести и ему бокал. Марк поспешил к нему с каким-то облегчением, налил коньяк, движением бровей многозначительно указал Эс-Ти на сидящих и торопливо вышел из комнаты.

Это выглядело очень странно. Обычно требовались длительные уговоры и щедрые обещания, прежде чем Марк согласится расстаться даже с бутылкой обычного вина. Эс-Ти стал незаметно изучать путешественников и обнаружил, что этот интерес взаимный. Мужчина в сером сюртуке с пышным водопадом кружев и ярко-желтыми манжетами вызывающе смотрел на него, небрежно опираясь локтем на спинку кресла. Оружием ему служила трость со шпагой внутри.

Незнакомец рассматривал Эс-Ти, как лошадь на торгах; губы его чуть дрогнули в усмешке, когда Эс-Ти взглянул ему прямо в глаза. Ничего не говоря, человек снова повернулся лицом к балкону.

— Иди сюда, Латур, выпей, — сказал он своему компаньону, — и дай мне надежду, что мы не останемся здесь в заточении на целую ночь.

— Я ничего не могу обещать. Эта отвратительная дыра населена клоунами и обезьянами.

— Не могут же они быть бестолковы так же, как мой камердинер, в чью несчастную голову и пришла идея проехать по этому мосту.

— Да, конечно, месье граф. Все именно так, как вы говорите.

— Заходи в комнату и выпей, Латур. И прояви должное уважение. Когда мы одни, меня может позабавить, как ты свешиваешься через поручень балкона, но не в присутствии другого джентльмена.

Латур повиновался, встал за креслом графа и взял предложенный бокал коньяка, но пить не стал.

«Странные пташки», — подумал Эс-Ти и пожалел, что не остался внизу, в общей комнате. Там бы он узнал больше. Уличный шум доносился и до второго этажа. Эс-Ти вздохнул и уставился в свой бокал. Он в любом случае не сможет задержать Марка, чтобы спокойно расспросить его.

По крайней мере отсутствовали очевидные признаки, что Немо поймали или что в деревне началась лихорадка. Столь важного события, как застрявший экипаж, в Ла-Пэр не было, видимо, со времен Крестовых походов. Молодой дворянин, сидевший за столом, продолжал наблюдать за ним.

— Мне скучно, Латур, — медленно произнес он. — Скучно. Надо что-то делать.

— Не хотите ли, чтобы я распорядился приготовить вам комнату на ночь, милорд?

— Нет… может, позже. Могу ли я надеяться, что этот господин не откажется сыграть со мной в пикет, чтобы убить время?

Эс-Ти маленькими глотками пил коньяк и опытным глазом профессионала оценивал сидящего перед ним человека. Он не был похож на шулера, скорее выглядел как изнывающий от тоски аристократ, чьи карманы набиты деньгами. Нельзя доверять незнакомцам, но если есть возможность обстричь овцу, нельзя ее упустить.

— Нет, — сказал Эс-Ти. — Не могу заставлять свой мозг так много работать, месье. И к тому же я не взял с собой кошелек.

Граф сел прямее.

— Это проклятое место.

— Я этого не вынесу! Что это за люди! Они ленивы и никчемны! Скажи им, что я желаю ехать. Латур, я не могу выносить эту тюрьму.

Слуга поклонился. Когда он вышел из комнаты, его хозяин вытащил кошелек и высыпал содержимое на стол.

— Смотрите, сэр, — воскликнул он, взмахнув рукой в сторону Эс-Ти, — вот двадцать золотых луидоров. Можете пересчитать их. Я ставлю их на кон, ничего не требуя от вас. Не отказывайте мне в маленьком развлечении!

Эс-Ти потер ухо. Он начал сомневаться, все ли у этого парня в порядке с головой.

Граф прижал к груди шляпу с перьями, лежавшую на столе, и низко поклонился:

— Умоляю вас. Деньги ничего не значат. Все дело в моей натуре. Видите ли, у меня очень живой ум. Я стараюсь вести себя хорошо. Но если мне нечем заняться, ужас что я могу натворить.

Он выглядел сумасшедшим. Эс-Ти пожал плечами. Можно найти неплохое применение двадцати золотым монетам.

Граф захлопал в ладоши.

— Отлично, отлично, значит, вы будете играть. Позвольте представиться. Я из… из Мазана. Альфонс Франсуа де Мазан.

Эс-Ти поклонился, вежливо не замечая маленькой заминки, когда его собеседник называл свое имя.

— Эс-Ти Мейтланд. К вашим услугам, месье де Мазан.

— У вас английская фамилия. Как я люблю англичан!

— Должен вас огорчить. Я из Флоренции. Мой отец англичанин. Я его никогда не видел.

— Ах, Флоренция! Прекрасная Италия. Я только что покинул ее. А вы хорошо говорите по-французски.

— У меня талант к языкам. У вас есть карты, сеньор?

Карт у графа не было — доказательство, что он не был искусным жуликом. Эс-Ти позвонил, и вскоре они распечатывали принесенную Марком новую колоду. Месье де Мазан оказался неплохим игроком. Эс-Ти умышленно проиграл ему две или три первых сдачи, чтобы поддержать интерес к игре. Когда этот господин сдавал снова, Эс-Ти стал всерьез играть на выигрыш. Золотые луидоры давались ему легко, когда он уделил картам все внимание, и быстро скользили к нему через стол.